2008 anatoly.org :
-- А какую бы жизнь ты хотел? А я не знаю. Ни сейчас, ни тогда, сорок лет назад. Даже таким вопросом не задавался, но всегда чего-то хотел... Ну, например, книгу хорошую написать. Так почему не написал? Почему не пишешь? ... А я еще могу, вот сейчас, возмусь - и... Вот этим летом... скоро. Да я пишу: вот сечас, видите, пишу. Пишу все время, каждый день. Разве не видно? Вон сколько написал! ... А может ты не так уж хочешь... жить? Не знаю. Может быть. Может никогда и хотел. Разве не унизительно одно то, что существует время, например? Какая это, однако, глупая мысль! Словно из Достоевского. "Лида, я бы все отдал, тоько чтобы дети выросли счастливыми," любил говорить отец. Не знаю, что он имел в виду; со счастьем надо, вообще, по-острожней. Но он старался, и вообще не пил, хотя русские многое говорят как спьяну. ... Anatoly (film-north)
|
![]() Легкой смерти надо бы просить. Bunin "Before" "and" "After"... Появился в этой фразе и другой смысл -- "до и после удара". От инсульта летнего в себя я так и не пришел. Хочу сказать "еще" не пришел, но не знаю, может оно так и будет теперь. И речь с трудом и шаткость. "После" -- состояние новое непривычно. Словно "прибитый" -- теперь то точно ничего не сделаешь. Теперь тебе "точка". Почему не умер? Это просто. Чтобы помучился, пожил с осознанием вранья, что тянулось через всю жизнь. Это и есть "после"! "Люди спасаются только слабостью своих способностей, - слабостью воображения, внимания, мысли, иначе нельзя было бы жить." Bunin Сейчас кажется это безумием. Может и было безумие. И есть. Кому эти строки? Кому есть дело до меня? Ну, а тебе, тебе есть дело до кого-либо? И я останавливаюсь. Вот пишу про родных -- и не могу написать. А как прожил, сколько в жизни моей было о них? Может поэтому и пишу, что виноват? Одни вопросы. И тот же безжалостный ответ - никто, и никому. Любить мы конечно не умеем. Любить мы не хотим. Хотим мы, чтобы нас любили? Все песни про любовь. А я не знаю, любим ли мы себя. Может, если любили бы, то не умирали. ... и пишет, и пишет -- как будто это его может спасти. Вот тебе и свобода, полная -- говори с кем хочешь, все открыто и "все позволено" ... и что? Что нового услышал, что нового сказано? Интернет -- это ужас тотальности одиночества. Невозможности помочь и получить помощь. А мы-то думали, это Севетский Союз... Пиши, пиши -- теперь опять по-русски. Да сколько можно? ... Ну, хорошо, а если бы услышали, поняли? Да что там понимать -- и что сказать тебе?
А как еще? Надо было умереть? Против смерти у меня протест стал как-бы "личным", словно и она против меня. И ты туда же! А, вместе со всеми? А я вот теперь не хочу! Смерть стала представляться каким-то следующим "поражением" -- и это злит. Давай, давай, закругляйся, чего уж... Так и слышу. Но голос этот беззвучный. Это мысли. Так как же я прератился в Хлестакова? А от серьезности! И Остапу было страшно "утраченное время", то же экзистенциальное чувство Павки Корчагина. Мое превращение в персонажа началось с игры в "советского писателя", но я принял эту роль слишком серьезно, страдал... А что еще могло выйти из Антохина? Сотрудник КГБ? Конечно, "писатель", авантюрист, обманщик. "Новые русские" не играют роли, они и есть жулики, ближе Чичикову. А Онегин или Печорин, разве не актеры? Играют для себя, и -- женщин. И проигрывают. А Фауст? Ну какой он ученый? Да и Гамлет, но тот юноша, ему можно спрашивать богов... Как и сумашедшему (Дон Кихоту). А почему отрицать тягу к метафизике? Божественная комедия и возникает от стремления к "серьезному"... А серьезно воспринимать себя нельзя смертному, с пищеварением и галстуком. Плутовской роман -- как еще "читать" мою жизнь? Или вашу... "За приключениями убежал", определил для себя мое "невозвращенство" отец. А что же еще это было?
©2006 Fall: 2007 Spring: ... 2007 : Web-year
|
Социализм кончился и книгу закончить было нельзя.... Нельзя было воспринимать себя серьезно, Остап. Ах, комбинатор!
Enough about Anatoly, enough about me... A few words about "I".Бороду я сбрил, но что это изменило? Былa она больше не нужна, я состарился.К семидесятилению первых Советов, мне заказали пьесу, которую я уехал писать в Иваново. Я даже работал в архивах зачем-то, но при выпусках меня из Центрального Партийного Архива, человек за письменным столом внизу листал странички моих тетрадей и бритвой вырезал все.
Что я так мог вычитать? Что мне было не ясно? К тому врекмени я уже переписал Вишневского и его кино "Мы, Русский Народ"... Я был уже не молодой коммунист -- стаж 1971 года! -- я был членом парткома Союза Кинематографистов, вместе с Гельманом, и через пять лет превратился бы в циника и мастера нечеловеческого драматизма...
Я, конечно, ничего не знал о перестройке, Путине или моей жизни в Америке, но бущего я очень боялся, этого Антохина, советского писателя, в которого я превращался очень стремительно. Я пописывал какие-то договора на пьесы, сценарии, радио-драмы, хотя уже не верил что что-то изменю. Мой сын пошел в первый класс той же советской школы с пионерами и советами.
На что я надеялся? Я знал, что потерял и потерялся.
...
Я перечитал Бунина, Окаянные Дни -- и буду часто цитировать. Бессилие, а ведь он талант. Беспомощность. Когда ненавидишь себя за слабость. За поражение.
...
Анатолий... Помочь я ему мало чем могу. Что тут можно сказать? Что надо так вот день за днем писать и не останавливатся? Что никаких других ответов нет? Все, что я могу сказать, он знает. Потому что он, что называется, я сам.
Тут, конечно, надо быть осторожным. Я уже писал, что Антохиным себя не считаю и даже мало знаю этого Анатолия. Серьезно. Я живу, редко думая об Анатолии. О себе – да, об Антохине – нет. Хуже, то, что ему делать нужно, мне делать нельзя. Вот так, вдвоем или втроем, мы и шагаем по жизни. Антохина я вообще избегаю. Даже письма ему перестал открывать, одни счета. И телефон не поднимаю. Кто действительно позвонит мне, поговорить о том, о чем я сейчас думаю?
Да и кто он, этот «я»? Сколько раз я спрашивал себя: вот рождается ребенок, растет, называет себя как-то, а почему это не «я»? Почему все считают, что это «он», а не «я»? Только потому что я уже есть?
А если бы меня не было («до и после»)? Почему мне не считать, что он и есть я?
И всякий другой, каждый...
Только потому что так принято, что я должен быть один? Ну а моя жена? Почему это не я?Да не претендую я ни на чью жизнь! Не хочу вашу жизнь отнять, своей много.
Смерть есть, когда я – это каждый, тогда я жив всегда. Жил, жив и будет жить, помните? Этот Анатолий потому меня и гнетет, что я больше, чем он, этот Анатолий Антохин.
Так получается, что никого, кроме тебя нет?
... Предмет этот путанный. Мне и себя самого много, а тут еще -- каждый. Нет, не хочу!
Но кто меня спросит?
...
... I didn't know that I will continue "Antohins" by writing "Book of Fool" (How else could I talk about myself?).
... And "Book of Fool 2" (about an american Fool, myself, again, of course).
... And KINO (maybe, this is the way fool should talk about himself -- in pictures).
It's all about Anatoly.
"Должен признаться, что в России мое пассивное неприятие Маркса перешло в весьма активную враждебность. Куда бы мы ни приходили, повсюду нам бросались в глаза портреты, бюсты и статуи Маркса. Около двух третей лица Маркса покрывает борода, широкая, торжественная, густая, скучная борода, которая, вероятно, причиняла своему хозяину много неудобств в повседневной жизни. Такая борода не вырастает сама собой; ее холят, лелеют и патриархально возносят над миром. Своим бессмысленным изобилием она чрезвычайно похожа на "Капитал"; и то человеческое, что остается от лица, смотрит поверх нее совиным взглядом, словно желая знать, какое впечатление эта растительность производит на мир. Вездесущее изображение этой бороды раздражало меня все больше и больше. Мне неудержимо захотелось обрить Карла Маркса. Когда-нибудь, в свободное время, я вооружусь против "Капитала" бритвой и ножницами и напишу "Обритие бороды Карла Маркса"..." Wells -- http://sscadm.nsu.ru/deps/hum/docs/writers/Wells.htm
Меня внешность моя тоже волновала. Особенно, когда был подростком. Потом -- рост. Я думал, что "проститься" мне и желание хороших ботинок, брюк, кожанной куртки... Кому-то может и простительно.
А мне вот желание "покрасоваться" с рук, что называется, не сошло. Я может и писал потому, покрасоваться...
А что? Очень даже может быть.
"Антохины" тут ни при чем, поражение мое, личное. Русское, американское, человеческое. Хуже, чувство безпоротности, окончательности. Надо видеть свое настоящее так, как оно есть. И прошлое. Нет никакого будущего у меня -- и это меняет все дело.
Я жил возможным, тем, что будет -- и видел будущее не как то, что может быть, а как то, что будет. От чего я не видел, что было очевидно другим вокруг меня? Как я мог не замечать? Неужели просто от того, что не хотел? А знаки? А то, что не получалось? Упрямство? Глупость?
Не понимаю.
Даже сейчас, когда пишу это, не верю. Нет, еще не конец, не может быть...
Ты лучше завещание напиши, дурак!
А что мне завещать? Ничего нет.
...
Не может быть? Очень даже может. Есть. Как с большинством. Как с теми, кто ничего не сделал, ничего не смог, просто прожил жизнь зачем-то...
Видно много я себе наобещал. "Возлагал надежды" и просто ждал от себя -- "хотел"... А разве этого не достаточно -- хотеть?
Плохо "хотел". Если бы "хотел", то сделал бы. Написал бы. А тебе "хотелось бы"...
Жалко, что даже сейчас, в отчаяньи, когда и спать не могу, не говорю до конца правды. Знаю, что не договариваю, но не знаю что. (lie)
Знаю, знаю. Не все, но многое. СНЫ -- наиболее простое и просто элементарное.
.... Главное.
...
newrussian.org = vtheatre.net/nr : Новый Русский (Книга Дурака)
... Продолжение "Антохиных"!
"Winter Fool" ("Зимний Дурак", англ. название) = не сразу я понял, что дурак. 57 лет понадобилось.
И удар.
Старость.
...